Из всего количества Ганса Христиана Андерсена, прочитанного в детстве, эта сказка всегда казалась мне самой безжалостной среди остальных.
Нет, не отсутствием счастливой развязки, а своей реалистичностью, не имевшей ничего общего с тем «социалистическим реализмом», в котором я родился и рос. Ну ведь правда, в нашем понимании (читай – детском менталитете) маленький человек не может быть так одинок и заброшен. Прежде всего этим сказка и поражала. Одиночество – удел взрослых изгоев – себялюбцев и конченых злодеев, считали мы. За редким исключением книги вторили нам. Даже Юрий Олеша – мрачный стилист и почти декадент – в «Зависти» оказался очень «трубадурен» и оптимистичен в «Трех толстяках». Ну, «Зависть», конечно, была уже прочитана потом...
В нашем детском понимании Новый год и одиночество вообще никак не вязались друг с другом. Да, чудес не бывает, не могут материализоваться жареный гусь и украшенная елка, но с маленьким человеком всегда кто-то рядом из близких. И спички выступали в несколько ином амплуа: «Света, положи коробок на место! Ремня захотела?..» В общем, замерзнуть в новогоднюю ночь (при сильном морозе и порывистом ветре...) мог только сосед, который пошел к свояку с бутылкой «Пшеничной» и был найден поутру в сугробе без шапки и с водкой на донышке.
«Девочка со спичками» – почти «взрослый» литературный набросок. Попробуйте дать название городу (конечно, равнодушный Париж!), улице, придумайте девочке подходящее имя, чуть подробнее расскажите о ее злодее-отце, и вот он, Мопассан. Ну, а каждому литературному опусу нам свойственно искать подтверждение в жизни.
...Субтильная девушка, похожая на подростка, стояла на кассе магазина впереди меня. На транспортерной ленте – йогурт, сырок, булочка, маленький банан... Краем глаза заметил, как она перебирает мелочь на ладошке.
– Еще девяносто копеек, – пересчитав монеты, равнодушно констатирует женщина-кассир.
– Тогда без банана и сырка... – голос у девушки упавший, просто «обнять и плакать», как говорят.
– Посчитайте мне, на что не хватает, – говорю кассирше и невольно вспоминаю безжалостную сказку, уже почти фантом.
Не помню, что она сказала в знак признательности. Врезались только полные отчаянной благодарности глаза, узенькие плечи и тугая, тяжелая дверь магазина, которая едва не вышибла ее на равнодушный «парижский проспект». Был теплый сентябрь, и смерть от голода и холода девушке не грозила. Да и не XIX век на дворе. Но разве наши беды и горести, пусть самые маленькие, привязаны к эпохе, времени года и городам?
...Не думаю, что она вспомнит меня за праздничным столом, как все мы вспоминаем всё хорошее, провожая уходящий год. Да это и не нужно. Важно, чтобы в другой раз, когда у нее в руках будет только спичечный коробок, а за спиной – холод и мрак, условно говоря, близкий человек оказался рядом. Этого же хочу пожелать и своей дочери и уже совсем взрослому сыну... И пусть почаще вспоминают сказки с концом, которому в реальной жизни под силу каждому найти альтернативу.
