Смотрю на фото, которое затерялось в альбоме.
Слева лучшая подруга юности – Наташа Евдокимова, секретарь комсомольской организации школы, профессия – учитель английского языка, давно живет в Риге, связи потеряны. Ленка Мартыновская – подружка детства из старого двора, папа машинист, ее мама грозная тетя Тоня, директор ледопункта. Окончила железнодорожный институт в Гомеле, работала в Молодечно в отделении Белорусской железной дороги экономистом. Умерла в прошлом году от ковида…
Ледопункт – особое место, где мы с Ленкой любили бродить в дни летних каникул. Крайние рельсы, все заросшие травой, делали зигзаг в противоположную сторону от депо и приводили в дальний тупик. За ржавыми глухими воротами открывалось холодное хозяйство тети Тони.
Сначала мы наносили визит к ней в тесную канторку, где возвышалась над обшарпанным канцелярским столом величественная хозяйка. Покрутившись немного у нее на глазах, притупив, так сказать, ее бдительность и острый глаз, мы ловили момент, когда она отвлекалась в разговоре с грузчиками, и, пятясь, отступали на задние дворы, где надолго исчезали в холодных лабиринтах, пропахших мокрыми опилками, рыбой и зимним морозцем.
За воротами стояло лето, плавился жаркий июль, пахло сухими скошенными травами и цветущей липой, а на огромной территории городского ледопункта возвышались замороженные с прошлой зимы, по размерам с хороший дом, многотонные груды льда. Везде лед, один лед.
Мы забирались на самый верх, и на горке слой за слоем разгребали загорелыми руками спрессованные опилки. Сверху припекало жгучее солнце, небо синим сводом накрывало нас, а мы лежали животами на льдине и мечтали о плавании в открытом океане.
Под нами на широких улицах ледопункта разъезжали грузовые машины. Они везли в продовольственные магазины синими грудами колотый лед. Промышленных холодильников не было. И могущественный директор ледопункта обеспечивала сохранность льда на весь долгий теплый сезон, а зимой руководила заготовкой нового запаса. Наверное, существовала своя технология, знания, специфические работы, которые для нас с Ленкой остались за рамками.
Жизнь взрослых протекала параллельно нашей, почти не затрагивая детских интересов.
Продрогнув под легким ситцевым платьем до самых косточек от вечной мерзлоты, мы набивали полные карманы прозрачными осколками льда и уходили за ворота. Там, на свободе, чтобы не видели взрослые, присаживались на ближайший бугорок и долго слизывали задеревеневшим языком струйки студеной воды.
К вечеру горло опухало, поднималась температура, и я проваливалась в жаркий сон. Там в сумрачных туннелях ледопункта продолжала искать самую большую сосульку, но тетя Тоня давала мне полосатый сладкий леденец и кричала на нас с Ленкой.
Ноги вашей не будет на государственном объекте. Ишь, удумали портить государственное добро. Ледопункт тает. Это все вы, негодные девчонки, наделали! Ледопункт тает. Тает…
Учительница географии как раз рассказывала нам на уроке о ледниковом периоде, который поглотил пол-Европы под километровой толщиной льда.
Ленка ангину переносила еще хуже, у нее высыпали по телу красные пятна и глаза зажигались как у кролика. Такой эффект альбиноса. Тетя Тоня встречала маму в магазине и громко жаловалась:
– Зина, что у тебя за дочь растет? Бандитка… Опять Лену обкормила льдом…
А вот фото: мне 17 лет, на плече кинокамера «Экран-4» – подарок папы. Снимала на 8мм пленку все события школьной жизни. Где-то на даче лежат коробки со старыми пленками, надо бы разобраться с ними, оцифровать, увидеть себя, друзей, вспомнить всех, кого уже нет с нами.