Российские парламентарии в спешном порядке во втором и третьем чтении приняли поправки в закон «О государственном языке Российской Федерации». Проект был одобрен почти единогласно, а вот общество отреагировало на него по-разному. Оно и понятно: слишком долго раздумывали избранники народа над пришлой лексикой, которая, как короста, прилипла к языку Пушкина и Толстого.
Болезнь явно запущена, и побороть ее будет непросто. К тому же выросло уже целое поколение поборников консенсуса, кластера, любителей потроллить и хайпануть. Кстати, использовать иностранные лексические заимствования в России теперь нельзя на государственном уровне еще и на вывесках, рекламных баннерах, в названиях заведений. Разумеется, за исключением тех слов, у которых нет «общеупотребительных аналогов в русском языке». Вип-персоны отреагировали на попытку его очистки от словесных западных примесей весьма противоречиво. А известный телеведущий Владимир Молчанов вообще заявил, что языковые проблемы, по его мнению, далеко не самые волнующие в наше время. Позволю себе с этим не согласиться, обратившись к советскому наследию, когда власти в разные периоды истории СССР подыскивали соответствующий новояз, хотя и не было общей программы его создания. Вот, положим, аббревиатурная цепочка названий такого карательного органа, как Комитет госбезопасности (ныне ФСБ РФ): ВЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД, НКГБ, МГБ, КГБ. А вспомните, как Дмитрий Медведев, будучи у руля страны, переименовал милицию в полицию. Хотя, честно говоря, с какой стати, мне по сей день непонятно. Но факт остается фактом: прием любых переименований таит в себе попытку смыслового переворота и власти используют этот лексический инструмент в угоду сложившимся обстоятельствам. Всякая замена слова несет в себе надежду на изменения к лучшему, которые, впрочем, могут и не наступить.
В бытность Дональда Трампа президентом США с его легкой руки пошло гулять по свету английское словечко «фейк». Означает ли это, что тем же депутатам-госдумовцам нельзя будет произносить его, если такового не окажется в словаре, одобренного правительственной комиссией? Ведь есть с десяток русскоязычных синонимов этого термина, скажем: «ложь», «обман», «неправда», «подделка», «липа»…
В Евросоюзе трудно найти более стойкую, нежели Франция, страну, где бы столь ревностно защищали родной язык. Французский – один из немногих мировых, в которых компьютер называется не англицизмом. Филолог Жак Перре еще в 1955 году придумал ему аналог «ordinateur», что в переводе означает «упорядочиватель». Россияне да, пожалуй, и белорусы явно переусердствовали в стремлении хапануть иностранных словечек, чтобы быть в тренде, как изъясняются нынче не только молодые люди. Неужто прижившееся слово «тенденция» кажется им в наше суматошное время слишком длинным? А еще раз за разом заметно стремление к такой новомодной словесной эквилибристике, как написание на латинице русского наречия. Извините, но меня в закусочной от такого рода «конвергентности» (по-русски «сходимости») стошнит. Когда слышу речь кого-либо из научной или журналистской среды, изрядно сдобренную англицизмами, так и хочется взмолиться по-базаровски: «О, друг мой, Аркадий Николаич! Об одном прошу тебя: не говори красиво».
На мой взгляд, существенная словарная прополка от всех этих зарубежных лингвистических сорняков не в меньшей степени необходима и нашим соотечественникам. И чем раньше, тем лучше. С наскока языковую чистку не провести. Давайте поначалу хотя бы почувствуем вкус «великого и могучего», «матчынай мовы» без всякого там конвергентного пижонства.
