Лет пять-шесть назад, работая в любимой «Перспективе», возвращался вечерами и, если не было поздно, часто наблюдал недалеко от дома на лавочке пожилую чету. Такой же осенней порой в хорошую погоду они сидели под желтеющим кленом и представляли почти идиллическую картину.
Оба – чистые и светлые, и это было особенно приятно со стороны. Беседуют мирно. Впрочем, как замечал мимоходом, говорил чаще он: глуховатый голос, правильная речь, неторопливый жест с сигаретой в неизменном мундштуке... Она слушала внимательно, сложив ладони на рукояти трости. Это и удивляло меня каждый раз; даже останавливался рядом, делая вид, что ищу телефон. Дело к золотой свадьбе, наверное, а она увлечена его монологом словно познакомились только вчера.
Всё-таки дар рассказчика бледнеет перед умением слушать. Наблюдая на улицах, в магазинах или общественном транспорте наших людей, много раз убеждался, что количество словоохотливых значительно превышает число тех, кто готов им, не перебивая, внимать. Или хотя бы делать вид, что собеседник не строчит пулеметом в белый свет как в копейку. И ладно, когда болтают за столом, в тесной компании, где общее настроение и атмосфера вечера важнее ораторов, а легкий «градус» общения простит, если кто-то не смог донести свою мысль. Гораздо хуже, когда говоришь по делу, по существу, и твои слова вовсе не сотрясение воздуха, – да пойми же меня, наконец!.. – но всё сказанное летит мимо ушей и разбивается о пустоглазую твердь.
Помню, когда-то в курилке фотокорреспондент жаловался на своего бывшего редактора:
– Заходил к нему в кабинет с заранее приготовленной речью, выжав ее как лимон и оставив только самые важные аргументы. Потому что слушал он ровно три минуты. Ровно три! Даже если не был занят... После трех минут можно было рассказывать последние сплетни или декламировать Баркова – разницы никакой...
Уже потом я сам столкнулся с таким типом руководителей и убедился, что худшего начальника придумать трудно. Когда редакционная работа идет гладко, в штатном режиме, – еще так-сяк, но в авральные дни или при разборе «косяков»... В общем, лучше уехать в командировку. Поскольку на главное обвинение – почему ничего не сказал?! – невозможно, соблюдая субординацию, заорать в ответ – я говорил, предупреждал, а ты меня услышал?!! Впрочем, некоторые коллеги пытались агрессивно защищаться. Но это было бесполезно всё по той же причине: начальник тебя не воспринимал. Вот такой замкнутый круг.
Когда твои слова – пустой звук, то и ты сам – пустое место. Кто-то возразит, что это особенности темперамента, психологии homo, и против человеческой природы не попрешь. Осмелюсь возразить: перед вышестоящим руководством, в кабинете у генерального или на важном совещании такие типы – само внимание, и сноровисто стенографируют в ежедневник каждое слово патрона. А что такое подчиненный или коллега примерно одного ранга с тобой? Пустяк...
Работал с человеком, которого в коллективе за глаза называли «гуглом», потому что он знал ответы на все вопросы. На уровне школьной программы для старших классов. Более того, на отвлеченные темы (а других у него и быть не могло...) он говорил без остановки, и это страшно раздражало в совместной работе. Собеседника он не слышал вообще. Если перебивал после первой сказанной тобой фразы, значит, пара-тройка слов всё-таки долетели. Уже кое-что. Однажды над ним подшутили довольно мстительно:
– А ты чего в пятницу на корпоратив на пришел? Было весело, разве что на столах не танцевали... Тебе же говорили после планерки: в шесть часов собираемся у входа в кафе.
Он пробежал по кабинетам, и все пожимали плечами: раз не услышал – сам виноват. Когда любитель выпить и закусить за казенный счет понял, что его разыграли – перестал здороваться и вскоре уволился. Всё же эгоцентризм даже самого ценного специалиста терпим в коллективе лишь до какой-то точки.
Глухота – не примета времени и не мейнстрим какого-либо поколения. Но она проявляется острее в те моменты, когда индивидуализм становится образом жизни. «Заговори, чтоб я тебя увидел», а зачем одиночке видеть кого-то, кроме себя?
...Однажды пенсионер под кленом тоже остался один. Я подумал с искренним огорчением – несправедливо распоряжается судьба, не тех наказывает. Но чудеса всё же случаются: весной, когда пригрело солнце, чета вновь была вместе. Наверное, наверху нас всё-таки слышат.