Каждую осень происходит одно и то же. Деревья становятся разноцветными, ветер – холодным, а дождь – неугомонным. Люди в плащах под зонтиками толпятся на автобусных остановках. И вдруг выныривает она – театральная афиша. Любопытство и желание увидеть спектакль берут верх.
Театр – особый ритуал. Начинается с афиши, а продолжается в шуршании платьев в гардеробе, беседах во время антракта. В 1980 году великий театральный режиссер Георгий Товстоногов выступал в концертной студии «Останкино». Свою речь он начал с рассуждения, что такое сцена: «Тридцать шагов в длину. Двадцать в глубину. Вверх – на высоту занавеса. Пространство сцены не такое уж большое... В нем могла бы разместиться современная квартира... или уголок сада. Но здесь сотворили мир».
Не в этом ли суть театра? В том, что мы будто погружаемся в параллельную реальность, впитывая рассуждения и эмоции. В том же выступлении Товстоногов говорил, что существуют «спектакли-ответы» и «спектакли-вопросы». И он как режиссер считал удачными именно «спектакли-вопросы». Он хотел, чтобы его постановки заставляли людей думать. Чтобы после ухода из огней, звона бокалов и шуршания платьев у них оставалось главное, что дает человеку театр, – мысль.
Театр – катализатор общества. Нет смысла показывать спектакли людям, не готовым их понять. Тогда, в 80-м году, режиссера спрашивали: «Как вы видите будущее театра?» Но он не ответил. Ведь не мог знать этого, как и того, какими будут люди будущего.
Уже сейчас спектакли изменились. Они всё чаще должны шокировать зрителя. Любым способом. Жестокостью, натурализмом, сексом, открытой порнографией. Если удается – они на высоте.
Тогда он привел в пример спектакль «Отелло», уведенный им в Западной Германии, где главный герой не душит Дездемону, а вешает ее голой. И она, мертвая, висит перед глазами зрителя весь акт. Слушая эти рассуждения, я поняла, что режиссер в каком-то смысле всё же угадал будущее театра, как и всего искусства. Шок до сих пор завоевывает зрителя.
Несколько лет назад, окунувшись в культурную жизнь столицы, решила, что пришло время современных спектаклей. Выбор пал на постановку «Бетон», особенно популярную уже несколько лет.
Небольшой зал, черные сиденья. Появились звуки. Они были похожи на скрип стекла по металлу. К ним добавился ритм электронной музыки. Загорелся свет. На сцене стояла бетонная стена. И ходили друг за другом вокруг стены голые люди. Ритм ускорялся, скрежет становился сильнее, люди бежали друг за другом. И так почти весь спектакль.
Не знаю, что сказал бы на это Товстоногов. Не знала, что сказать, и я. Как будто не знали, что сказать, и сами актеры, ведь за всю постановку не было произнесено ни слова.
Театр непредсказуем, как сам человек. Театр так же сложен. Он меняется вместе с нами. И, пожалуй, нет более честного зеркала, чем кристально чистое и часто такое беспощадное зеркало сцены, отражающее жизнь.
