Так уж совпало, что тема национального образования, обсуждаемая в верхах довольно часто, была в центре внимания на совещании у Президента аккурат в канун встреч с выпускниками в школах страны. К ней наверняка проявили внимание и там. 
 
Речь идет не о реформировании системы образования, а об усовершенствовании с учетом современных реалий. Перелопаченный кое-как, на мой взгляд, опыт советской школы, принятый за основу, кстати, финнами, мог бы нам куда больше пригодиться в практическом плане, нежели отдельно взятые заимствованные на Западе образовательные новации. Не секрет, что уровень нынешних знаний выпускника средней школы, скорей тема для анекдотов, нежели упрочения первых в системе вуза. Ведь не секрет, что тамошние преподаватели жалуются на то, что вчерашнего школяра зачастую приходится «подтягивать» по предмету, который по вершкам усвоен им в школе. Слишком поздно, по-моему, дошло до нас, что формирование молодого человека как личности и гражданина начинается с семьи и школы. Помните шутливую песенную строку Высоцкого: «Чему нас учит семья и школа?» На страницах популярного журнала со схожим названием десятками лет его авторы, не боясь, заостряли внимание госчиновников на проблемах отцов и детей, школы и государства. Сеяли, что называется, разумное, доброе, вечное. Где оно нынче? Рассеялось. Остались крохи. Скажите, многие ли сегодня из сыновей подходят к отцам, мучаемые вопросами бытия и жизнеустройства согласно классической формуле: что такое хорошо и что такое плохо? С младых ногтей будущего аки-специалиста в той или иной области знаний «заточили» под теоретика. Репетиторские умы постарались – натаскали на баллы в «вышку». Не приходится удивляться, что именно так именуют высшее образование сами отдельные мученики науки. 
 
В самом деле, складывается впечатление, что, по выражению Александра Лукашенко, «похоже, математиков одних только готовим». Причем действительно без учета того, в каких кадрах нуждается экономика. И если бы только одних математиков. Что это за повальное модное у нас увлечение популярными специальностями в угоду рыночной конъюнктуре, которая, как известно, имеет обыкновение капризничать подобно шопоголичной дамочке? Какой прок, скажите, работодателю и государству от «образованца», которого за родительский капитал обучили в вузе, а он с еще сырыми «корочками» стремится удрать туда, где якобы вольней и сытней? Сужу даже по журналистской практике, опуская глаза при этом на явный гендерный перекос в профессии. Как-то в прошлом году одна из будущих даровитых коллег после окончания практики просила выдать ей некую рекомендацию для продолжения учебы в британском вузе с дальнейшей проекцией на трудоустройство в США. Родители, судя по всему, такое рвение дочери поощряли, а сама она так и не поняла, почему ей было отказано. 
 
И вот еще что поражает в стремлении придать образовательному процессу некий качественный толчок. Это повторяемое, как мантра, из года в год: «Сегодня приобретенные знания должны быть ближе к жизни, чтобы новоявленный специалист смог бы применить их на практике». А что, разве сотню лет назад такой посыл был не актуален? Мне кажется, что, периодически обсуждая те или иные изъяны в образовании, мы излишне грешим декларативностью, не замечая главных причин. Одна из таких, по моему мнению, кроется в том, что неверно выбран сам процесс накопления знаний учеником. Самая сложная задачка для современного учителя состоит в том, чтобы «завести» мозг школьника, научить его мыслить самостоятельно, выстраивать цепочку от общего к частному. Только как это сделать, не придавая особого значения в этом кропотливом процессе хотя бы такому ценному реликту системы советского образования, как школьное сочинение. Оно – та самая «гоголевская шинель», из которой впоследствии из подмастерьев вырастают мастера. Необязательно виртуозно владеющие рубанком.