В минувшее воскресенье, 8 декабря, наш постоянный автор, поэт, бард и добрый сказочник Александр Васильевич Слащёв отметил 70-летний юбилей.
– Саша, ты хоть и старше меня на лет пяток, но как-то обращаться к тебе по имени-отчеству язык не поворачивается. Знакомы с тобой четверть века, а не покидает ощущение, что только на днях сошлись именно тут, в редакции «Сельскай навіны» (предшественница «Перспективы»). Скажи, ты чувствуешь у себя на плечах груз солидного многолетия?
– В голове это не укладывается. Знаю одно: жизнь измеряется не в длину, а в высоту. Пришло понимание невозможности воплотить всё что задумано. Любая сбывшаяся мечта порождает новую. И так без конца. Кто бы что ни говорил – это закон творчества, а творчество, в любой его ипостаси, никогда не ставит точки, только запятую. Это распространяется и на науку, и на искусство. Вслед Евклиду, Пифагору приходят Ньютон, Эйнштейн, вслед Пушкину – Лермонтов и т.д.
– В чем, на твой взгляд, для тебя, человека необычайно талантливого, состоит величие замысла, о котором говорил некогда боготворимый тобою Иосиф Бродский?
– Так вопрос ставить нельзя. Во-первых, я никогда не боготворил кого бы то ни было: будь то Пушкин, Пастернак, Есенин, Высоцкий, Цветаева или же Бродский. Вспомним библейское: «Не сотвори себе кумира». Просто он открыл невероятные возможности развития изящной словесности. Так же, как после Пушкина, после Бродского уже нельзя писать, как писали раньше. Открывшиеся горизонты не позволяют это делать. И это именно запятая, а не точка.
Что же касается «величия замысла» – это не стремление автора удивить читателя или же шокировать его. По определению Довлатова, писатели делятся на три категории. Те, кто пишут лишь о том, как живут люди, не вдаваясь ни в какие нравоучения (пусть читатель сам разбирается). Другие берут глубже и обнажают: во имя чего живут люди. Но это лишь диагноз. И лишь немногие пытаются разобраться во имя чего должны жить люди. Они-то и становятся классиками. Так возникает «величие замысла».
В конечном итоге все писатели – дети своего времени и оно, только оно, ставит художнику задачи. В моем случае «величие замысла» это написание трилогии, где тезой первой части будет «мир во власти вранья», второй – «мир во власти денег» и третья часть трилогии, так называемый синтез: «как в мире вранья и власти денег остаться человеком». Это продиктовано временем, в котором живу. Чем не величие замысла? Одна часть уже написана. Остальные в процессе доработки. Получится – не получится – другой вопрос.
– Наслышан о твоем еще не изданном богатом литературном багаже. Вышел в свет пока только небольшой поэтический сборник «Угол», который ты мне подарил. Почему так скромничаешь?
– Слава, тоже обращаюсь к тебе «на ты», как принято в среде журналистов, ты опять ошибаешься: «Угол» большой полновесный сборник. Из него можно было бы сделать и пять тоненьких книжек. Там более ста произведений, и я стремился сделать вовсе не сборник, а именно книгу, где «угол» не просто геометрическая фигура, а угол зрения. Таких полновесных сборников, я бы сказал книг, на сегодняшний день набралось еще пять: «Трещина», «Солнце заходит дважды», «Движение в пустой пейзаж», «За тенью исчезающей бабочки». Еще одну книгу, названную «Узел» думаю опубликовать в ближайшее время. В оформлении ее, редактуре, корректуре большую помощь оказали не только главный редактор, но и сотрудники (не побоюсь этого слова) «нашей газеты».
– Не жалеешь об упущенном бездарно времени, карьере, не сбывшихся мечтах?
– Стараюсь об этом не думать. Это ничего не изменит.
– С кем из интересных людей сводила тебя судьба? Это я о знакомой с детства поговорке: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты».
– Таких людей было много. Среди них есть и очень известные, и не очень, и совсем неизвестные. Надо сказать, что неинтересных людей нет. Выделить кого бы то ни было – несправедливо по отношению к другим. Читателя, конечно, интересуют именно известные люди, с которыми столкнула судьба, но здесь нужны подробности встреч, бесед, курьезные случаи и прочее. Тогда надо писать мемуары. Наше короткое интервью затянется. Впрочем, скажу доброе слово о старейшем журналисте республики Витольде Владимировиче Ивановском, которому исполнилось в этом году 90 лет – интереснейший человек! Буквально каждый день мы с ним созваниваемся и каждый раз я открываю в нем нечто для себя новое. Бывает, конечно, он повторяется, но никогда, даже в таком почтенном возрасте, не теряет чувство юмора, не впадает в пессимизм, заканчивая разговор своей коронной фразой: «Завтра будет лучше».
– Посвяти читателей «Перспективы», которым ты знаком по стихам, сказкам, публицистике в свою родословную.
– Родословную надо начинать с прапрадедов, а их судьба мне неизвестна. Дед же, по материнской линии, был насильно мобилизован в армию Деникина. Пока везли на фронт, заболел тифом. Пришла Красная Армия, и он стал служить в коннице Буденного. Получил из его рук именное оружие: наган и шашку. После гражданской служил в ЧК. Был огромного роста и силы. Работал директором тракторного завода в Улан-Уде. В 1935 году его фамилию нашли в списках армии Деникина. Исключили из партии. Написал письмо в ЦК, мол, так и так: насильно мобилизовали, по дороге заболел тифом и против Советской власти не сделал ни одного выстрела. В партии восстановили, но назначили лишь директором магазина. А потом пришел знаменитый 1937. Новая чистка: вон из партии и лишение должности. В магазине том дед уже стал грузчиком и больше не писал в ЦК. До конца жизни говорил: «Меня должны восстановить».
Другой дед, по отцовской линии, – донской казак. Был умен. Жил зажиточно. Имел в станице двухэтажный каменный дом с огромным садом, пасекой и ветряную мельницу. Когда на Дону начались волнения и восстания, к нему ночью пришли его родные братья. Один вынул наган, положил на стол и сказал: «Бери. Идем с нами свое защищать». Но дед отказался, указав на дверь, за которой спали дети (а было их семеро): «Я не имею права умереть. Я их должен сохранить». Тогда братья попросили старый самовар. Засыпали в него из сумок золото, ускакали и зарыли клад где-то в степи. Оба погибли. Дед же, когда началась коллективизация, первым пошел в колхоз и отдал все земли, стадо коров и табун лошадей. О нем даже писали в газетах, ставя в пример, и никогда не подвергали репрессиям. Дед говорил хитро улыбаясь: «Я сразу понял: эта власть пришла надолго. Плетью обуха не перешибешь». Умен был дед, умен. Ему даже дом каменный оставили, как отцу многодетного семейства, хотя вполне могли забрать под клуб или сельсовет.
Отец был офицером, воевал с фашистами, участвовал в боях на Халхин-Голе, служил в Китае, где с группой офицеров разведки ликвидировал американскую резидентуру, за что был награжден орденом КНДР. Был красив и везуч. За всю войну ни одного ранения, а два его родных брата погибли. Один сгорел в танке под Минском. Отец любил петь, и у него был красивый баритон. Мама тоже хорошо пела. Была учителем русского языка и литературы. Именно она приобщила меня к поэзии, советуя ту или иную книгу, автора… Имела артистическую натуру. Хорошо читала стихи. Участвовала в художественной самодеятельности. В детстве мечтала стать балериной.
– У тебя феноменальная память, замечательное чувство юмора. Дань генам или театру?
– Дань книгам. Мне всегда хотелось рассмешить кого-нибудь, но в детстве это плохо получалось. Шутил, а выходило плоско и глупо. И вот однажды библиотекарь сказала мне, слушая, как я пытаюсь острить: «Вижу, хочешь быть остроумным. Тогда больше читай классиков. Они научат».
– Какую самую сложную роль тебе преподнесла жизнь?
– Как и всем нам, самая сложная и главная роль в жизни: сначала стать человеком, а потом и остаться им. Справился ли я с этой ролью судить не мне и даже не людям – Богу.
– Можешь ли сказать, что всё, о чем мечталось, сбылось?
– Нет. Я всегда мечтал стать актером, пишущим стишки.
– Вспомни самый анекдотичный случай из карьеры учителя физики, режиссерской карьеры либо журналистской.
– Их масса. Выделить какой-нибудь невозможно и если стану вспоминать, беседа затянется за полночь. Помню, как 1 апреля, на гастролях все мужчины театра получили интригующие письма, в которых неизвестные девушки приглашали на свидания около какого-то памятника. Понятно, что каждый думал: это он один получил такое письмо. А когда все туда приперлись в назначенный час и увидели друг друга, тогда-то и вспомнили, что это за день: 1 апреля.
– Знаю, что сегодня самая любимая женщина на земле твоя внучка Сонечка. Каким ты видишь ее будущее? Твоя дочь, Наталья – актриса. Твой сын Сергей – юрист.
– Мне кажется в Сонечке есть задатки актрисы. Я видел, как она изображает учительницу, напялив на нос очки, грозно повторяя после каждой фразы: «Я сказала, и точка!» Видимо это ее собственные наблюдения. У нее высокий уровень драматизма, так необходимый для этой профессии. Она легко включается в игру и может изображать не только принцессу, но и ведьму.
– Если бы пришлось начать жить сначала, то какой дорогой ты бы пошел?
– Если бы была возможность выбирать, жизнь была бы скучна. Это, как в сказке: налево пойдешь – богатым будешь, направо пойдешь – женатым будешь, прямо – голову потеряешь. Но богатырь не испугался: пошел прямо, а там и любовь нашел, и зло победил. Так что, видимо, прямо надо ходить.
– Назови самый счастливый день, подаренный тебе судьбой…
– Надеюсь, он еще впереди. Как говорит Ивановский: «Завтра будет лучше!»
